«The Travels into Several Remote Nations of the World by Lemuel Gulliver, first a Surgeon, and then a Captain of Several Ships» by Jonathan Swift

По изданию:

Свифт Дж. Путешествия Гулливера по многим отдаленным и неизвестным странам света. – М.: Товарищество типографии А. И. Мамонтова, 1901.

Часть первая
Лилипутия

Глава 1

Наша семья владела небольшим поместьем в Ноттингемшире; я был третьим из пяти сыновей. Отец отправил меня, четырнадцатилетнего, в колледж Св. Эммануила в Кембридже, и на протяжении двух с половиной лет я усердно грыз гранит науки. Однако моему отцу, имевшему весьма скромное состояние, стало трудно оплачивать обучение, и он забрал меня из колледжа. Было решено продолжить мое образование у мистера Джеймса Бетса, знаменитого лондонского хирурга. Там я и прожил следующие четыре года. Небольшие деньги, которые изредка посылал мне отец, я тратил на изучение навигации и математики – мне очень хотелось в будущем стать путешественником. Медицинское образование я завершил в городе Лейдене, где провел более двух лет; вся моя родня – в особенности отец и дядя Джон – помогали в осуществлении моей мечты: стать судовым врачом и посвятить жизнь дальним морским странствиям.

По возвращении из Лейдена я, по рекомендации моего доброго учителя мистера Бетса, нанялся хирургом на судно «Ласточка», ходившее под командованием капитана Авраама Паннелла. С ним я проплавал три с половиной года, совершив несколько путешествий в Левант и другие страны.

Вернувшись в Англию, я принял решение на время поселиться в Лондоне и поработать практикующим врачом, что одобрил и мистер Бетс, который всячески мне содействовал в этом начинании. Пациентов я принимал в небольшом доме неподалеку от Олд-Джюри, где проживал и сам, дела мои пошли неплохо, и вскоре я женился на мисс Мери Бертон, младшей дочери мистера Эдмунда Бертона, чулочного торговца с Ньюгейт-стрит. Моя невеста была милой и разумной девушкой с приданым в четыреста фунтов стерлингов.

Спустя два года доктор Джеймс Бетс умер; друзей в Лондоне у меня оставалось немного, заработок мой значительно сократился. Совесть не позволяла мне подражать шарлатанству некоторых моих коллег, и я начал подумывать о прекращении медицинской практики. Посоветовавшись с женой и знающими людьми, я решил снова отправиться в море.

Я был хирургом сперва на одном, а потом на другом торговом судне и в продолжение шести лет совершил несколько путешествий в Ост– и Вест-Индию, что несколько поправило мое финансовое положение. Уходя в море, я запасался книгами и все свободное время посвящал чтению; на берегу же изучал нравы, обычаи и языки туземцев, что при моей отличной памяти давалось мне легко. Последнее из этих плаваний было не слишком удачным, и я, утомленный морскою жизнью, решил больше не покидать жену и детей.

Мы перебрались из Олд-Джюри на Феттер-лейн и уже оттуда в Уоппин, поближе к гавани, где я надеялся рано или поздно получить выгодное предложение, но эта надежда оправдалась не скоро. Спустя три года мне наконец повезло – капитан Уильям Причард, хозяин судна «Антилопа», предложил мне место на своем корабле. Четвертого мая 1669 года мы снялись с якоря в Бристоле, и начало нашего плавания в южные широты Тихого океана оказалось в высшей степени удачным.

Однако при переходе от Магелланова пролива к Ост-Индии наше судно было отброшено страшной бурей к северо-западу от Вандименовой Земли. Двенадцать членов экипажа умерли, здоровье остальных было подорвано переутомлением и скверной пищей. Пятого ноября – в Южном полушарии как раз начиналось лето – стоял густой туман, но сильный ветер не утихал, и вахтенный слишком поздно заметил опасность. Корабль швырнуло на скалы, и он мгновенно разбился в щепки.

Шестерым из экипажа, и мне в том числе, удалось спустить шлюпку, чтобы попытатся добраться до берега. Сидя на веслах, мы отчаянно боролись с волнами на протяжении трех миль, пока с севера не налетел шквал, опрокинувший нашу лодку. Я вынырнул и поплыл к видневшейся в отдалении земле, подгоняемый ветром и приливом. Что случилось с моими товарищами, как и с теми, кто тщетно искал убежища на скалах, о которые разбился наш корабль, мне так и осталось неизвестным…

По мере того как приближалась земля, волны становились все меньше, ветер стихал. Наконец мои ноги коснулись дна, но пришлось брести по воде более мили, прежде чем я выбрался на берег. По моим предположениям, это случилось около девяти часов вечера. Превозмогая слабость, я прошел еще около полумили, но так и не увидел никаких признаков жилья. Я очень устал, ноги отказывались мне служить, меня одолевал сон. В конце концов я улегся на короткую шелковистую траву и заснул так крепко, как не спал никогда в жизни.

Когда я проснулся, было уже совсем светло. Однако ни подняться, ни сдвинуться с места я не смог. Я уснул на спине, а теперь оказалось, что руки и ноги словно прикованы к земле, волосы же мои, густые и длинные, как бы приклеились к траве. От подмышек до бедер я был опутан множеством тонких бечевок. Голову повернуть не удавалось, и я мог смотреть только в небо; солнце жгло мое лицо и слепило глаза. Вокруг бурлила какая-то деятельная жизнь, однако положение, в котором я находился, не позволяло понять происхождение странных звуков.

Вскоре я почувствовал, что по моей левой ноге движется что-то живое, осторожно пробирается ко мне на грудь и приближается к подбородку. Опустив глаза, я с трудом разглядел человеческое существо ростом не более шести дюймов, в руках которого находился крохотный лук, а за спиной – колчан. И тут же я понял, что вслед за этим существом по моему телу движется множество подобных созданий. От удивления я так громко вскрикнул, что незваные гости в ужасе бросились врассыпную и попáдали на землю, однако не прошло и пяти минут, как они снова вернулись. Один человечек отважился совсем близко подобраться к моему лицу, изумленно всплеснул ручонками и что-то громко прокричал остальным. Я не понял ни одного слова.

Представьте, в каком положении я находился все это время – неподвижно распластанный на земле и не имеющий возможности даже пошевелиться. В конце концов мне посчастливилось, сделав огромное усилие, порвать несколько бечевок и выдернуть колышки, к которым была привязана моя левая рука. Только поднеся ладонь к лицу, я понял, на какие хитрости пустились эти существа, чтобы связать меня. Резким рывком, причинившим мне нестерпимую боль, я несколько ослабил веревки, державшие в плену мои волосы, что позволило повернуть и немного приподнять голову. Однако мне не удалось схватить никого из человечков, потому что они мигом пустились наутек. Я услышал их пронзительные вопли и тут же почувствовал, что в мою левую руку впиваются сотни острых, словно швейные иглы, стрел. У меня было такое чувство, будто я попал в осиное гнездо, – несколько стрел вонзились мне в лицо, которое я поспешил прикрыть освободившейся рукой. Как только этот колючий ливень утих, я застонал от боли и бессильного гнева и вновь попытался освободиться, однако последовала новая атака лучников; вдобавок мучители кололи мои бока пиками и копьями. К счастью, их наконечники не могли пробить кожаную куртку, которая была на мне. Решив, что лучше не сопротивляться и спокойно дождаться наступления темноты, я вытянулся на траве. Ночью, подумал я, мне удастся освободиться от пут, а что касается этих маленьких злобных вояк, то уж с ними я как-нибудь справлюсь.

Однако судьба распорядилась иначе. Как только человечки заметили, что я успокоился, они немедленно прекратили обстрел; тем временем шум вокруг меня нарастал, и я догадался, что численность захвативших меня в плен созданий возрастает с каждой минутой. С расстояния четырех ярдов от моего правого уха до меня доносился равномерный стук, продолжавшийся около часа. Повернув голову, насколько это оказалось возможно, я скосил глаза и увидел деревянный помост высотою в полтора фута и ведущую к нему лестницу. Помост был довольно широким, но вскоре я понял, что он строился всего лишь для одного человечка.

По-видимому, меня решила навестить важная персона.

Взобравшись на помост, знатный господин три раза прокричал: «Лангро дегиль сан!» – и веревки, опутывавшие мою голову, были немедленно перерезаны. Я смог внимательно рассмотреть своего гостя. Это была особа мужского пола средних лет, ростом повыше своей свиты; один из сопровождающих, высотою в мой мизинец и по виду паж, держал шлейф вельможи, двое других почтительно замерли по обе стороны. Ко мне обратились с длинной речью, из которой я не понял ни слова, однако звучала она как речь опытного оратора. Человечек долго говорил, угрожающе жестикулируя, пока в его властном голосе не послышались благосклонные нотки; закончил он, как я понял, выражением сожаления и неопределенными обещаниями.

Я дал ему понять, что покорюсь любому его решению, при этом закатил глаза и слегка приподнял руку, как бы призывая небо в свидетели моей искренности и смирения. Меня мучили голод и жажда – в последний раз я ел за несколько часов перед тем, как покинуть корабль. Потому, вопреки этикету, я несколько раз поднес ладонь ко рту, желая показать, что умираю от голода. Гурго (так называют в Лилипутии сановников) отлично понял этот жест. Он важно спустился с помоста и тут же приказал меня накормить.

Сейчас же к моим бокам были приставлены лестницы, по которым ко мне на грудь взобралась сотня человечков с корзинами, полными разнообразной еды, – кушанья были приготовлены и доставлены сюда по приказу монарха, правителя Лилипутии, едва до него дошла весть обо мне. Человечки бодро направились к моему рту. В меню входило жаркое, но из каких именно животных, я не разобрал; все эти лопатки, окорочка и филейные части, отменно приготовленные, по вкусу напоминали баранину. Особенность моего завтрака состояла лишь в том, что любое блюдо по объему не превосходило крылышка жаворонка. Я проглатывал сразу по нескольку порций вместе с тремя хлебами, каждый из которых был не больше ружейной пули. Человечки расторопно прислуживали мне, поражаясь моему аппетиту и огромному росту.

Глядя на то, как стремительно пустеют корзины, слуги поняли, что малым я не удовлетворюсь, и поэтому, когда дело дошло до питья, с помощью веревок подняли самую большую бочку, подкатили к моей руке и ловко вышибли дно. Я одним духом осушил всю бочку, вмещавшую не более полупинты легкого вина, по вкусу напоминавшего наше бургундское. Вторая бочка лишь раззадорила меня, и я попросил добавки, однако, к сожалению, вино закончилось.

Все это время человечки приплясывали на моей груди и вопили: «Гекина дегуль!», показывая знаками, чтобы я ради потехи сбросил обе бочки на землю. Признаюсь, мне с трудом удалось подавить желание схватить первых попавшихся под руку весельчаков и отправить их вслед за пустыми бочками. Но я дал слово вести себя смирно и не хотел новых неприятностей. Кроме того, я считал себя связанным узами гостеприимства с этим маленьким народом, который не пожалел сил и затрат на великолепное угощение.

И следует признать – эти крохотные изобретательные существа были кем угодно, только не трусами. Я должен был казаться им гигантским чудовищем, но они с отчаянным бесстрашием взбирались на меня и разгуливали, оживленно беседуя и не обращая никакого внимания на то, что одна моя рука оставалась свободной и при желании могла бы всех их стереть в порошок.

Как только веселье поутихло, ко мне на грудь в сопровождении многочисленной свиты поднялся посланник короля. Вскарабкавшись наверх, посольство приблизилось к моей голове. Посланник предъявил верительные грамоты, скрепленные королевской печатью, поднеся их к моим глазам, и минут десять что-то энергично говорил, – видимо, здесь любили торжественные речи. В его словах не было ни малейших признаков угрозы, он обращался ко мне с достоинством, то и дело указывая куда-то вдаль; наконец я догадался, что решено доставить меня в столицу королевства, которая, как я узнал позднее, находилась на расстоянии полумили от побережья. Стараясь не задеть сановных лилипутов, я показал жестом, что все еще связан и пора бы меня освободить.

Вероятно, меня поняли, однако важная особа отрицательно покачала головой и, в свою очередь жестикулируя, пояснила, что я останусь пленником, но при этом со мной будут хорошо обращаться, кормить и поить. У меня тут же возникло непреодолимое желание освободиться самостоятельно, но воспоминание о ливне маленьких жгучих стрел, боль от которых я все еще чувствовал, охладило меня, и я покорно опустил веки. Довольные моим смирением, посланник короля и его свита любезно раскланялись и удалились под всеобщее ликование и громкие крики. Я остался лежать на траве.

Раны на лице и левой руке смазали каким-то приятно пахнущим снадобьем, которое тут же уняло боль и зуд. Затем были перерезаны путы, но только с левой стороны, и я тут же повернулся на правый бок и справил малую нужду, заставив человечков броситься врассыпную от мощного и шумного, как им казалось, потока. Сытый и довольный, вскоре я крепко уснул. Проспал я – как выяснилось потом – около восьми часов, и в этом не было ничего удивительного, потому что лилипутские медики подмешали сонного зелья в обе бочки с вином.

Дело, по-видимому, обстояло так. Как только меня нашли спящим на берегу после кораблекрушения, в столицу без промедления отправили гонца с донесением королю. Тотчас собрался государственный совет, на котором было принято решение лишить меня возможности передвигаться – что и было исполнено ночью, – затем накормить, усыпить и доставить в столицу. Такое решение на первый взгляд может показаться неразумным и слишком смелым, однако я пришел к убеждению, что в подобном случае ни один европейский государственный деятель не поступил бы столь гуманно. В самом деле: допустим, меня бы попытались убить. И что же? Почувствовав уколы от микроскопических стрел, я бы проснулся и в припадке ярости порвал путы, а затем уничтожил все живое, попавшееся мне на глаза.

Среди этого народа имелись превосходные математики и механики. Как я узнал позже, король лилипутов поощрял и поддерживал развитие наук и всяческих ремесел. В местах, где рос лес, здесь строились большие военные корабли – до девяти футов в длину. Затем корабли поднимали на специальные платформы и перевозили к морю, так что опыт сооружения транспортных средств у лилипутов имелся. Инженерам и пятистам плотникам было велено немедленно приступить к строительству крупнейшей из таких платформ. Я еще продолжал спать, когда готовая платформа уже стояла параллельно моему неподвижному телу, вызывая шумное одобрение окружающих. Она имела двадцать две пары колес и достигала семи футов в длину и четырех в ширину, возвышаясь при этом на три дюйма над землей.

Главная трудность заключалась в том, чтобы поднять меня и уложить на помост. Для этой цели – как мне позже рассказали – были вбиты в землю восемьдесят свай вышиною в фут и приготовлены прочные канаты, которые крепились крючьями к многочисленным повязкам, которыми я был спеленут, как младенец. Девятьсот отборных силачей взялись за дело и начали тянуть канаты с помощью блоков, прикрепленных к сваям. Чтобы переместить мое тело, понадобилось не меньше трех часов. Наконец меня уложили на платформу, крепко привязали, и полтысячи самых рослых лошадей, какие только нашлись в королевских конюшнях, повезли меня в столицу.

Мы находились в пути уже четыре часа, когда я проснулся – этому способствовал забавный случай. Повозка остановилась перед небольшим препятствием; воспользовавшись этим, пара молодых лилипутов из любопытства взобралась на платформу и тихонько прокралась к моему лицу. Один из них, очевидно солдат, сунул мне в ноздрю острие своей пики и принялся щекотать, словно соломинкой. Я оглушительно чихнул и открыл глаза. Храбрецов как ветром сдуло, но я проснулся и мог наблюдать все, что в дальнейшем происходило вокруг.

Когда стемнело, мы расположились передохнуть. Но и тогда меня строго охраняли при свете факелов и не давали возможности даже пошевелиться. На рассвете повозка-платформа со скрипом тронулась в путь и уже к полудню находилась в двухстах ярдах от городских ворот. Король и весь двор вышли нам навстречу, однако его величеству в целях безопасности посоветовали не подниматься на мое обездвиженное тело.

На площади, где остановился наш караван, возвышался огромный древний храм. Несколько лет назад этот храм был осквернен убийством, и с тех пор жители столицы перестали ходить туда на службы. Храм закрыли, вынесли из него все убранство, и он долго стоял пустым. В этом здании и решено было меня поместить.

Широкий вход в бывшее святилище давал мне возможность свободно вползти внутрь, что я и сделал, когда меня освободили от дорожных пут. По обе стороны двери на расстоянии каких-нибудь семи дюймов от земли были расположены два оконца; в одно из них придворные кузнецы пропустили девяносто одну цепочку вроде тех, на которых наши европейские дамы носят свои часики. К моей левой ноге приковали миниатюрные цепи с тридцатью шестью висячими замочками. Напротив моей тюрьмы на расстоянии двадцати футов стояла башня, куда взошел король вместе с придворными, чтобы понаблюдать за мной, – сам же я его не видел. Около ста тысяч лилипутов с той же целью покинули свои дома. Наконец, убедившись, что бежать отсюда я не смогу, меня оставили в покое.

В самом скверном расположении духа я поднялся на ноги и повел плечами, разминая онемевшие мышцы. Тут-то и выяснилось, что прикованные к моей ноге цепочки длиною около двух ярдов позволяют мне не только выходить из храма наружу и прохаживаться, описывая полукруг, но и, вернувшись, без помех укладываться на полу во весь рост.

Глава 2

Пришло время осмотреться, что я и сделал. Окрестности храма представляли собой сплошной пышный сад, а огороженные поля, каждое из которых занимало не более сорока квадратных футов, напоминали цветочные клумбы. Поля чередовались с лесом, где самые высокие деревья, насколько я мог судить, достигали лишь семи футов. Слева лежал город, похожий на пестро раскрашенную театральную декорацию.

Пока я любовался этой необычной картиной, король уже спустился с башни и верхом на лошади направился в мою сторону, едва не поплатившись за подобную смелость. Его отменно выезженный конь при виде меня испугался – вероятно, ему показалось, что на него движется гора. Животное взвилось на дыбы, но король, будучи превосходным наездником, сумел удержаться в седле, пока подбежавшие слуги не схватили коня под узцы и не помогли всаднику сойти. Утвердившись на ногах и сохраняя полное спокойствие, его величество внимательно рассмотрел меня со всех сторон, впрочем не приближаясь. Затем он велел меня накормить и напоить, что тут же было исполнено. Лакеи, бывшие наготове, подкатывали тележки с провизией на расстояние моей вытянутой руки; я быстро опорожнил двадцать тележек с разнообразными кушаньями и десять с винами. Королева, молодые принцы и принцессы вместе с придворными дамами окружили короля, и теперь вся компания наблюдала за мной, затаив дыхание.

О правителе Лилипутии хотелось бы сказать особо, так как позже я с ним неоднократно встречался, а разобравшись в лилипутском наречии, подолгу беседовал, для чего мне приходилось ложиться на бок, а он располагался всего в трех ярдах от моего лица. Когда мы подружились, я даже сажал его величество на ладонь, где король бесстрашно расхаживал, продолжая разговор. Он вполне был достоин своего положения и благополучно правил страной уже более семи лет, окруженный любовью подданных.

Внешность короля была примечательной. Росточком он был повыше своих придворных, с внушительной осанкой, с мужественными и строгими чертами округлого лица. Нос крючковатый, кожа оливковая, нижняя губа слегка оттопырена. Осанка его пропорционально сложенного тела была величественной, движения сдержанными и грациозными. Король уже переступил границу цветущей молодости, однако от него веяло отменным здоровьем и силой. Его одежда была скромной, обычного покроя – нечто среднее между азиатским и европейским стилем; королевскую голову украшал легкий золотой шлем, усыпанный драгоценными камнями, а в руке он держал обнаженную шпагу длиною около трех дюймов, на ножнах и эфесе которой сверкали мелкие бриллианты. Голос у его величества оказался пронзительный, чистый и до такой степени внятный, что даже стоя я мог без труда различать произносимые им слова.

В отличие от короля, придворная свита – а в особенности дамы – были настолько пышно разодеты, что, собравшись вместе, походили на волнующуюся ткань, расшитую золотыми и серебряными узорами.

Наконец его величество, приблизившись, начал задавать вопросы, на которые я пытался отвечать, но, увы, из нашего диалога ничего не вышло – мы совершенно не понимали друг друга. Короля сменили, судя по одежде, священник и юридическое лицо – теперь им было поручено вступить со мной в разговор. Я пробовал говорить на всех языках, с которыми был хоть немного знаком, начал с латыни и закончил немецким, французским и голландским, но все это ни к чему не привело.

Спустя два часа разочарованный королевский двор неспешно удалился, и я был оставлен под усиленным караулом; меня охраняли в первую очередь от любопытствующей и возбужденной толпы лилипутов. Кое у кого из них хватило бесстыдства обстрелять меня из лука, как только я устроился на земле у входа; одна стрела едва не угодила мне в глаз. Рассерженный начальник стражи приказал арестовать стрелков и не придумал ничего лучше, чем, связав, отдать их мне для наказания. Солдаты, толкая несчастных перепуганных преступников в спину древками пик, подогнали их к моим ногам. Я наклонился, сгреб шестерых человечков в руку и положил всех, кроме одного, в карман камзола. Последнего я поднес ко рту, в шутку сделав вид, что хочу им закусить. Бедняга отчаянно завизжал, а стража пришла в сильнейшеее беспокойство, увидев в моих руках еще и нож. Я быстро их успокоил – с ласковой улыбкой посмотрев на пленника, я разрезал связывавшие его веревки и осторожно поставил на землю. Он мигом дал деру. Точно так же я поступил и с остальными лилипутами, по очереди вынимая их из кармана. Толпа пришла в восторг; о случившемся тут же доложили королю, и мое милосердие произвело огромное впечатление при дворе.

С наступлением темноты я не без труда вполз в свою конуру и улегся на каменном полу. И пока для меня изготовлялась постель, мне пришлось в течение двух недель коротать ночи подобным образом. Наконец на повозках доставили шестьсот лилипутских матрасов и внесли их в храм; работа началась. Сто пятьдесят штук сшили вместе – так и образовался один огромный матрас, подходящий для меня. Когда были готовы все четыре, их сложили один на другой, и все-таки мое ложе оставалось ненамного мягче каменных плит. Простыни и одеяла изготовили тем же способом, и они оказались вполне сносными для человека, давно привыкшего к лишениям.

Едва весть обо мне разнеслась по королевству, как отовсюду в столицу начали стекаться любопытные. Близлежащие деревни опустели, полевые работы приостановились, хозяйственные дела пришли в упадок. Все это продолжалось бы еще долго, если бы король своими указами не пресек паломничество. Так, он распорядился, чтобы те, кто уже взглянул на меня, без промедления возвращались домой. Все прочие должны были получать особое платное разрешение в канцелярии, что значительно пополнило королевскую казну.

Между тем сам король все чаще собирал совет, на котором обсуждалась моя судьба. Позднее я узнал от одной знатной особы, посвященной в государственные тайны, что двор находился в большом затруднении и мнения разделились. Одни опасались моего бегства и утверждали, что мое содержание окажется тяжким бременем для страны. Другие намеревались уморить меня голодной смертью или советовали поскорее отправить на тот свет с помощью отравленных стрел. Противники подобного решения возражали, упирая на то, что разложение такого громадного покойника может вызвать чуму, с которой лилипутам не совладать. Именно в разгар этого спора и явились несколько офицеров из приставленной ко мне охраны, чтобы сообщить о моем благодушном нраве и гуманном поступке по отношению к шестерым слабоумным, которые в меня стреляли.

Король Лилипутии при поддержке всего государственного совета немедленно подписал указ, который обязывал жителей деревень, находившихся в радиусе девятиста ярдов от столицы, каждое утро доставлять на королевскую кухню шесть быков, сорок баранов и другую провизию для моего стола, не забывая о хлебе, вине и чистой воде для питья. Все это оплачивалось из средств его величества. Замечу, что король Лилипутии жил на доходы от своих владений, лишь в редких случаях обращаясь за финансовой помощью к подданным, которые охотно откликались на его просьбы.

Был назначен штат прислуги в шестьсот человек. Для них поставили удобные палатки по обе стороны от входа в мое жилище, платили жалованье и кормили. Далее последовал указ его величества о том, чтобы три сотни портных сшили для меня костюм местного фасона, а полдюжины знаменитых профессоров занялись моим обучением языку лилипутов. И наконец, решено было как можно чаще тренировать лошадей из королевской конюшни и конюшен королевской гвардии прямо на площади перед храмом, где я обитал, чтобы животные больше не пугались моей громадной фигуры.

Все указы его величества были надлежащим образом исполнены.

Спустя три недели я уже начал делать успехи в освоении лилипутского языка. В течение этого времени король часто навещал меня; особенно ему нравилось присутствовать на уроках – он вслушивался в мой голос и одобрительно кивал головой. Вскоре я попробовал беседовать с его величеством, и первыми словами, которые я выучил, была просьба даровать мне свободу. Стоя на коленях, каждую нашу встречу я начинал с этой фразы – в качестве приветствия.

Король, однако, отвечал уклончиво. Насколько я смог понять, вопрос о моем освобождении он считал делом времени – один он не мог принять столь ответственное решение без согласия государственного совета. Прежде всего я должен поклясться хранить мир с самим королем и всеми его подданными. Звучала эта тарабарщина приблизительно так: «Люмоз кельмин пессо деемарлон эмпозо!» Тем не менее, продолжал король, ко мне и без того будут относиться благосклонно, а терпением и примерным поведением я сумею заслужить уважение его страны.

В один из своих визитов его величество, немного сконфузившись, заявил, что меня необходимо обыскать, поскольку крупные предметы, имеющиеся при мне, могут представлять опасность. «Мы не хотим вас оскорбить, – добавил он, – но таковы наши правила». Я с улыбкой ответил, что могу сейчас же раздеться и вывернуть все карманы, но король пояснил, что, согласно закону, обыск должны произвести два специальных чиновника и на то необходимо мое согласие. Зная мое благородство и великодушие, он спокойно передает чиновников в мои руки; все, что будет изъято, мне возвратят в тот же миг, как я покину Лилипутию, или же будет куплено по назначенной мною цене. Я кивнул; его величество хлопнул в ладоши, и ко мне приблизились два строгих лилипута.

Наклонившись, я бережно поднял обоих служителей правосудия и отправил их для начала в карманы куртки. Затем, когда они закончили осмотр, переложил в остальные, кроме двух потайных карманчиков на жилете и еще одного. Там были вещи никому, кроме меня, здесь не нужные: серебряные часы, кошелек и прочая мелочь. После обыска суровые джентльмены велели мне спустить их на землю и составили подробную опись всего обнаруженного в моих карманах, которую и представили королю. Со временем я перевел этот документ на английский:

«В правом кармане куртки Человека Горы после самого тщательного осмотра мы обнаружили лишь огромный кусок грубого холста, по размеру равный ковру в парадном зале дворца Вашего Величества. В левом кармане находился тяжелый серебряный сундук с крышкой из того же металла, которую мы не смогли даже приподнять. По нашему требованию сундук был открыт; один из нас залез в него, погрузившись в пыль неизвестного происхождения, вызвавшую сильнейшее чихание.

В правом кармане жилета находилась связка тонких листов белой бумаги, покрытых черными знаками. Предполагаем, что это – не что иное, как письмена, каждая буква которых по высоте равняется нашей ладони. Левый жилетный карман содержал особый предмет с двадцатью длинными жердями по краю, очень напоминающий ограду перед дворцом Вашего Величества. По красноречивым жестам Человека Горы мы поняли, что этим предметом он расчесывает свои длинные волосы.

В большом кармане штанов мы обнаружили огромный деревянный футляр, в котором был спрятан загадочный инструмент, содержащий острое лезвие опасного вида. Подобный футляр, где находился предмет из черного дерева величиною с колонну, куда вставлена стальная пластина, мы нашли в левом кармане. Полагая, что обе эти находки подозрительны, мы обратились к Человеку Горе за разъяснениями. Великан достал предметы из футляров и пояснил нам, что одним в его стране бреют бороду и усы, а другим – режут мясо за обедом.

Два полых железных столба неправильной формы, обнаруженных за поясом Человека Горы, мы также решили причислить к разряду невиданных доселе предметов.

В небольшом правом кармане штанов находилось много гладких дисков из белого, красного и желтого металла различной величины; они так тяжелы, что их едва удается поднять. И если те из них, что сделаны из желтого металла, действительно золотые, как утверждает Человек Гора, они должны представлять огромную ценность.

Кроме того, мы обнаружили еще и такие карманы, куда не смогли проникнуть. Из одного спускалась серебряная цепь, прикрепленная к тому, что лежало внутри. Мы потребовали показать нам этот предмет. Человек Гора подчинился, вынул диковинную машину и поднес ее к нашим ушам – послышался непрерывный шум и стук, сродни шуму колеса водяной мельницы. Внешне загадочный предмет оказался похож на приплюснутый шар; нижняя часть его сделана из белого металла, а верхняя – из прозрачного твердого вещества, сквозь которое виднеются некие знаки. Мы склоняемся к мысли, что внутри шара находится почитаемое Человеком Горой божество, так как он утверждает, что всегда советуется с обитателем шара, указывающим время на протяжении всей его жизни.

Тщательно осмотрев все карманы, мы перешли к дальнейшему обыску и исследовали кожаный пояс на талии Человека Горы. К поясу с одной стороны прикреплена сабля длиною в пять раз более человеческого роста, а с другой – сумка из двух отделений, в каждом из которых может поместиться трое подданных Вашего Величества. Там находилось множество шаров из чрезвычайно тяжелого металла: каждый шар величиной почти с нашу голову; кроме того, были обнаружены черные зерна, довольно мелкие и легкие. На ладони их помещается до пятидесяти штук.

Такова точная и подробная опись всего, что найдено нами при досмотре Человека Горы. Пока шел обыск, он держал себя вежливо и с должным почтением, каковое подобает оказывать доверенным лицам Вашего Величества.

Скреплено подписью и приложением печати в четвертый день восемьдесят девятой луны благополучного царствования короля Лилипутии.

Клефрин Фрелок

Марси Фрелок».

Ознакомившись с этим документом, король обратился ко мне с просьбой предъявить некоторые предметы, упомянутые в нем. Сначала его заинтересовала сабля. Меня окружили три тысячи гвардейцев с луками наизготовку, а его величество велел мне обнажить оружие, которое, как я знал, местами заржавело от морской воды. Однако, когда я вынул саблю из ножен и продемонстрировал королю, лезвие ярко сверкнуло на солнце. Гвардейцы попятились и испустили дружный вопль, но король и бровью не повел, приказал мне вложить саблю в ножны и бросить на землю в шести футах от моей цепи. Затем он попросил показать то, что было обозначено как «два полых железных столба неправильной формы». Я достал из-за пояса один из пистолетов (а это и была именно пара моих пистолетов) и, как мог, объяснил его устройство и назначение. Потом я зарядил пистолет холостым зарядом – благодаря плотно закупоренному патронташу порох остался сухим – и, предупредив его величество, выстрелил в воздух. На этот раз сотни его вояк рухнули, словно пораженные громом, а сам король лилипутов, хотя и устоял на ногах, но долго не мог прийти в себя. Я отдал ему пистолеты, патронташ с пулями и порохом, однако попросил держать порох как можно дальше от огня, так как при малейшей искре он может вспыхнуть и королевский дворец взлетит на воздух.

Всем известен образ мореплавателя, которого привязывают веревками к земле маленькие человечки. Но в книге Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера» главный герой не останавливается на посещении страны лилипутов. Произведение из детской сказки превращается в философское размышление о человечестве.

Преподаватель, публицист, философ, а также священник Джонатан Свифт был родом из Ирландии, но писал на английском языке, поэтому считается английским писателем. За свою жизнь он создал 6 томов сочинений. «Путешествия Гулливера» окончательно вышли в свет в 1726-1727 годах в Лондоне, при этом Свифт создавал свое произведение несколько лет.

Автор опубликовал роман без указания своего авторства, и книга сразу стала пользоваться популярностью, хоть и была подвержена цензуре. Самым распространенным изданием стал перевод французского писателя Пьера Дефонтена, после чего роман переводился уже не с английского языка, а с французского.

Позже стали возникать продолжения и подражания истории Гулливера, оперетты и даже краткие детские версии романа, в основном посвященные первой части.

Жанр, направление

«Путешествия Гулливера» можно отнести к фантастическому сатирически-философскому роману. Главный герой знакомится со сказочными персонажами и становится гостем в несуществующих мирах.

Роман написан в эпоху Просвещения или Позднего Классицизма, для которой жанр путешествия был очень популярен. Произведения данного направления отличаются поучительным характером, вниманием к деталям и отсутствием противоречивых героев.

Суть

Главный герой Лемюэль Гулливер в результате кораблекрушения попадает в Лилипутию, где маленькие человечки принимают его за чудовище. Он спасает их от жителей соседнего острова Блефуску, но, несмотря на это, лилипуты собираются его убить, из-за чего Гулливеру приходится сбежать от них.

В ходе второго путешествия Лемюэль попадает в Бробдингнег, страну великанов. О нем заботится девочка Грюмдальклич. Маленький Гулливер попадает к королю, где постепенно осознает ничтожность человечества. Домой мореплаватель попадает случайно, когда гигантский орел улетает с коробкой, которая была временным жилищем путешественника.

Третье путешествие переносит Гулливера в страну Бальнибарби, на летающий город Лапута, где с удивлением наблюдает за глупостью жителей, замаскированную под ученость. На материковой части в столице Лагадо он посещает академию, где видит бессмысленные изобретения местных ученых. На острове Глаббдобдриб, вызывая души умерших исторических личностей, он узнает о них правду, скрываемую историками. На острове Лаггнегг он встречает мучающихся от бессмертия струльдбругов, после чего через Японию возвращается в Англию.

Четвертое путешествие заносит Гулливера на остров, где разумные лошади гуигнгнмы используют труд одичавших существ еху. Главного героя изгоняют, так как он похож на еху. Лемюэль долго не может привыкнуть к людям, общество которых становится ему невыносимо.

Главные герои и их характеристика

1. Лемюэль Гулливер – уроженец Ноттингемпшира. Он женат на Мери Бертон и имеет двоих детей. Чтобы заработать денег, Лемюэль становится хирургом на судне, а затем капитаном корабля. Как и большинство главных героев Просвещения, он любознателен. Путешественник легко адаптируется в новых условиях, быстро изучает языки каждого места, в которое попадает, а также воплощает собой условного среднего героя.
2. Лилипуты . Само слово «лилипут» придумал Свифт. Жители Лилипутии и Блефуску ростом в 12 раз меньше обычного человека. Они убеждены, что их страна самая большая в мире, из-за чего они ведут себя с Гулливером довольно бесстрашно. Лилипуты — организованный народ, способный достаточно быстро делать сложную для них работу. Правит ими король по имени Гольбасто Момарен Эвлем Гердайло Шефин Молли Олли Гу. Лилипуты воюют с блефусканцами из-за споров о том, с какой стороны надо разбивать яйцо. Но и в самой Лилипутии ведутся распри между партиями тремексенов и слемексенов, сторонниками высоких и низких каблуков. Самыми ярыми противниками Гулливера оказываются гальбет Скайреш Болголам и лорд-канцлер казначейства Флимнап. Лилипуты олицетворяют собой пародию на английскую монархию.
3. Великаны . Жители острова Бробдингнег, наоборот, в 12 раз больше обычного человека. Они бережно относятся к Гулливеру, особенно дочь фермера Грюмдальклич. Великанами правит справедливый король, приходящий в ужас от рассказов Гулливера о порохе. Эти люди не знакомы с убийством и войной. Бробдингнег является примером утопии, идеального государства. Единственным неприятным персонажем становится королевский карлик.
4. Жители Бальнибарби . Чтобы обитатели летающего острова Лапута отвлекались от размышлений о Вселенной, слугам приходится хлопать их палками. Всё вокруг них: от одежды до еды, — связано с астрономией и геометрией. Лапутяне правят страной, имея право в любой момент раздавить возникший бунт тяжестью острова. На земле также живут люди, считающие себя умнее всех, что не является правдой. Жители острова Глаббдобдриб умеют вызывать души умерших людей, а на острове Лаггнегг иногда рождаются бессмертные струльдбруги, выделяющиеся больших пятном на голове. После 80 лет у них наступает гражданская смерть: они больше недееспособны, вечно стареют, не способны к дружбе и любви.
5. Гуигнгнмы . Остров Гуигнгнмия населяют лошади, способные говорить на своем разумном языке. У них есть свои дома, семьи, собрания. Слово «гуигнгнм» Гулливер переводит как «венец творения». Они не знают, что такое деньги, власть и война. Они не понимают многих человеческих слов, так как для них не существует понятий «оружие», «ложь» и «грех». Гуигнгнмы сочиняют стихи, не тратят слов понапрасну, умирают без печали.
6. Еху . Гуигнгнмам служат в качестве одомашненных животных обезьяноподобные дикари еху, питающиеся падалью. Они лишены способности делиться, любить, ненавидят друг друга и собирают блестящие камешки (пародия на страсть человека к деньгам и драгоценностям). Среди гуигнгнмов ходит легенда о том, что первые еху приехали сюда из-за океана и были обычными людьми, как Гулливер.

Темы и проблемы

Основной темой произведения являются человек и моральные принципы, по которым он старается жить. Свифт поднимает вопросы о том, кто такой человек, как он выглядит со стороны, правильно ли он поступает и каково его место в этом мире.

Автор поднимает проблему испорченности общества. Люди забыли о том, что значит не воевать, творить добро и быть рассудительными. В первой части «Путешествий Гулливера» уделяется внимание проблеме мелочности государственного управления, во второй – проблеме незначительности и жестокости человека вообще, в третьей – проблеме потери здравого смысла, в четвертой – проблеме достижения идеала, а также падения человеческих нравов.

Основная идея

Произведение Джонатана Свифта является иллюстрацией того, что мир многообразен и непостижим, людям все еще предстоит разгадать смысл мироздания. А пока несовершенный и слабый человек обладает гигантским самомнением, считает себя высшим существом, но не только не может всё знать, но и часто сам рискует стать хуже животных.

Многие люди потеряли человеческий облик, изобретая оружие, ссорясь и обманывая. Человек мелочен, жесток, глуп и безобразен в своем поведении. Писатель не просто голословно обвиняет человечество во всех возможных грехах, а предлагает альтернативные варианты существования. Его главная мысль – необходимость исправления общества через последовательный отказ от пороков невежества.

Чему учит?

Главный герой становится своеобразным наблюдателем со стороны. Читатель, знакомясь с книгой, вместе с ним понимает, что человеку необходимо оставаться человеком. Следует объективно оценивать свое влияние на окружающий мир, вести разумную жизнь и не погружаться в пороки, постепенно превращающие личность в дикаря.

Люди должны задуматься над тем, к чему пришло человечество, и попытаться изменить мир хотя бы в той ситуации, когда это зависит от каждого из них.

Критика

Роман «Путешествия Гулливера» подвергся жестокой критике, несмотря на то, что сначала был принят за обычную сказку. По мнению рецензентов, Джонатан Свифт оскорбляет человека, а это значит, что он оскорбляет Бога. Четвертая часть произведения пострадала больше всего: автора обвинили в ненависти к людям и дурном вкусе.

Многие годы церковь запрещала книгу, а представители государства укорачивали ее, чтобы урезать опасные политические размышления. Однако для ирландского народа декан собора Святого Патрика остался легендарным борцом за права угнетенных бедняков, об его общественной деятельности и литературном таланте простые горожане не забывали.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Жизнь обыкновенного доктора Лемюэля Гулливера оказывается весьма насыщенной событиями, причем происходящее совершенно не зависит от его желания и воли.

Отправляясь в путь на корабле из какого-либо английского порта, мужчина неожиданно попадает в некие удивительные государства, живущие по собственным правилам и законам. Сначала судьба забрасывает его в страну Лилипутию, населенную людьми чрезвычайно маленького роста.

Окружающие Гулливера крохотные существа встречают его достаточно дружелюбно, определяется, каким образом он будет обитать среди них без ущерба для лилипутов. Они даже обеспечивают его кормление, что весьма непросто для членов этого сообщества, ведь рацион Человека-Горы, как они называют гостя, по сравнению с их собственными нормами питания просто огромен.

В свою очередь, доктор помогает маленьким обитателям Лилипутии, без труда выйдя в пролив и доставив с собой на веревке весь морской флот враждующей с лилипутами страны Блефуску. Этот поступок приводит к весьма благосклонному отношению к нему со стороны местного императора.

Гулливер изучает обычаи приютившего его государства, хотя они и кажутся весьма забавными и даже нелепыми. Он узнает и о том, что в стране имеются две политические партии, хотя их позиции отличаются только по вопросу рациональности употребления высоких либо низких каблуков, чему лилипуты придают огромное значение.

Столь же смехотворна и причина непрекращающегося конфликта между Лилипутией и Блефуску, представители двух миниатюрных народов не в силах достигнуть согласия по поводу того, с какого конца, острого или тупого, стоит осуществлять разбитие яиц. Гулливер с легкостью проводит параллель политической системы этой страны со своей родной Великобританией, где не перестают оставаться непримиримыми врагами члены партии тори и вигов.

Однако отнюдь не всем лилипутам нравится то, в какой степени император приблизил к себе и возвысил чуждого им Человека-Гору. Маленькие люди, состоящие в правительстве, составляют против него обвинительное заключение, где все его услуги рассматриваются как преступления, в связи с чем представители лилипутского высшего света требуют беспощадной казни Гулливера, в качестве наиболее мягкой кары для него предлагается выкалывание глаз.

Врач вынужден срочно бежать в Блефуску, но и там вся история повторяется в точности, сначала миниатюрные жители страны рады огромному, по их представлениям, человеку, но затем начинают видеть в нем врага и мечтают лишь об избавлении от гостя.

Мужчина самостоятельно конструирует лодку и, отплыв от недружественных берегов, встречает корабль английских купцов, который и доставляет его в родные края. Домой с ним прибывают и крошечные овечки, крайне быстро размножающиеся и способные, по мнению Гулливера, принести немалую пользу суконной отрасли отечественной промышленности.

Но его приключения на этом вовсе не заканчиваются. Далее судьба приводит Гулливера в страну великанов, где уже он сам ощущает себя беззащитным лилипутом. Доктор понимает, что здесь ему на каждом шагу угрожает гибель, и он вынужден приспосабливаться к новым условиям существования и гигантским людям, среди которых ему весьма непросто находиться.

Однако через некоторое время странный гость и в этом государстве оказывается приглашенным к королевскому двору, и король великанов охотно разговаривает с необычным и странным для него созданием, которое он видит в Гулливере.

Англичанин рассказывает ему об обычаях своей страны, об ее историческом прошлом и сегодняшнем политическом устройстве, его слова искренне поражают властелина гигантов, он не в силах себе представить, чтобы подобные вещи были возможны в действительности.

Но для самого Гулливера его жизнь в этом краю унизительна, его тяготит зависимость и полное отсутствие свободы. Он снова совершает побег и оказывается в Британии, хотя в течение длительного времени врачу все вокруг кажется чересчур маленьким и незаметным.
Тем не менее, ему не суждено надолго задержаться дома.

Приключения Гулливера продолжаются на некоем летающем острове под названием Лапуту, в столице очередного встретившегося на его пути государства его потрясает беспредельная нищета и разорение, царящие повсеместно. Правда, иногда он видит и определенные оазисы, где еще сохраняются порядок и относительное благосостояние, вскоре доктор понимает, что они являются единственным свидетельством прежней достойной жизни в этих местах.

Гулливеру становится известно о том, что все беды на Лапуту начались с появления лиц, называющих себя «прожектерами» и стремившимися все изменить. Результаты их деятельности оказываются весьма печальными, и путешественнику доводится даже побывать в Академии прожектеров и попытаться пробудить в них здравый смысл, хотя и безрезультатно.

Следующей невероятной страной для странника становится край гуигнгмов или коней, однако обладающих вполне приятными и милыми человеческими чертами. Гулливер наконец оказывается среди тех, кто по-настоящему ему нравится, но вскоре он видит, что коням прислуживают создания, называемые еху и с виду абсолютно ничем не отличающиеся от людей. Но в то же время они являются совершенно нецивилизованными, дикими, беспредельно грубыми и безобразными существами, живущими только самыми примитивными животными инстинктами.

Врач снова повествует о своей стране, на этот раз беседуя с благородными конями, которые, слушая его, от души недоумевают и возмущаются тем, как можно в такой степени игнорировать естественные и прекрасные законы природы. Обитель гуигнгмов можно считать своеобразной утопией, и Гулливер мечтает провести остаток дней именно здесь, однако в реальности его желание оказывается несбыточным.

Кони созывают генеральное собрание, как принято у них в случае необходимости принятия важных решений. В результате длительных совещаний они приходят к выводу, что их гость чересчур похож на еху, и именно по этой причине должен находиться среди этих чудовищ, а не среди достойных и порядочных созданий, к которым гуигнгмы причисляют себя.

Их нисколько не интересует, что сходство их визитера с существами «третьего сорта» является исключительно внешним. После изгнания из этого сообщества Гулливер окончательно возвращается на родину, проводя отныне время в своем любимом садике за размышлениями о жизни, людях, добродетелях и пороках.

Путешествие в Лилипутии

Отец Гулливера имел небольшое имение в Ноттингемпшире. У него было 5 сыновей. Гулливер среди них — третий. Он учился в Кембридже очень старательно, но расходы на образование для его отца, мужа небогатого, были слишком большим бременем, и через три года сын пришлось бросить учебу и пойти в науку в лондонский хирурга. Время от времени его отец присылал сыну немного денег, и тот тратил их на изучение навигации и математике, потому что они полезны для тех, кто решил путешествовать. Он думал, что рано или поздно ему представится такая судьба.

Вскоре Гулливер переехал в Лейдена, где он тщательно изучает медицину. Вернувшись домой, нанялся врачом на корабль «Ласточка». Там прослужил три года, постоянно путешествуя. Приехав в Англию, он поселился в Лондоне, нанял часть небольшого дома и женился на Мэри Бертон — второй дочерью владельца магазина.

Но через два года врачебная практика Гулливера стала подаваться, и, посоветовавшись с женой, он решил снова отправиться в море. Шесть лет работал врачом на двух кораблях, посетил Индию и Вест-Индию, присматривался к обычаям людей и изучал чужие языки.

Последнее путешествие было не очень счастливая, и он решил осесть дома, при жене и детях. Три года ждал, что дела улучшатся, но в конце

4 мая 1699 он отплыл из Бристоля на судне «Антилопа». Но уже 5 ноября шквал разбил корабль о скалу.

Гулливер плыл наугад. Наконец, крайне изможденный, он почувствовал под ногами землю. Но пройдя с милю, не наткнулся нигде на признаки жилья или людей. Ужасно усталый, он крепко заснул на целых 9 часов.

Днем он хотел встать, но не смог и пошевелиться: руки, ноги и длинные волосы были привязаны к земле. Все тело было опутано тонкими веревочками. Гулливер мог смотреть только вверх, и солнце слепило его. Вокруг слышался какой-то шум. Вскоре то живое оказалось у него на груди. Это был человечек дюймов шести ростом, с луком и стрелой в руках и с колчаном за плечами. Вслед за ним двигалось с полсотни таких же человечков. Гулливер удивленно воскликнул — и они в испуге бросились врассыпную. Но вскоре они вернулись, и один из них решился предстать перед самым лицом Гулливера и крикнул: «Гекина дегул! Но Гулливер ничего не понял.

Наконец после долгих усилий великану повезло разорвать веревочки и извлечь из земли колышки, которыми была привязанная левая рука. В ту же минуту он почувствовал, что у него впилась с сотня стрел, колючих, как иглы. Некоторые человечки пытались колоть копьями в бока. К счастью, куртку с буйволиная кожи они не смогли проколоть. Заметив, что Гулливер движется, человечки перестали стрелять. Повернув голову, великан увидел помост футов на полтора высотой с двумя или тремя лестницами. С этого полка один из человечков, видимо какая важная персона, обратился к Гулливера, потом они перерезали веревки, которыми была перевязана голова. Оратор был среднего возраста и будто выше ростом, чем те трое, что его сопровождали.

Гулливер почти умирал с голоду, потому что он ел в последний раз за несколько часов перед тем, как покинул корабль. Он знаками попросил есть. Гурго (такой титул был у вельможи) понял его. Вскоре сотни туземцев-лилипутов уже несли ему еду. Затем Гулливер дал знак, что хочет пить, и ему подкатили три бочки, в каждой было по полпинты легкого вина.

Чуть позже перед Гулливером появился почтенный чиновник, посланец императорского величества. Государственный совет принял перевезти великана в столицу. Гулливера должны были доставить туда как пленного. Великана склонило ко сну, он спал долго, потому что в бочки с вином было подсыпаны сонного зелья.

Лилипуты — незаурядные математики и достигли личных успехов в механике благодаря поддержке и поощрению императора. 500 плотников и инженеров построили огромный повез для Гулливера. Но наибольшие трудности заключались в том, чтобы поднять его и положить на платформу. Для этого туземцы вкопали 80 столбов в один фут высотой, к ним привязали прочные канаты (не толще шпагата) с крючками на концах, а их задели за веревки, которыми обвили шею, руки, ноги и туловище великана. 900 сильных человечков тянули канаты, и через три часа Гулливер уже лежал на платформе, крепко привязан к ней. Во время этой операции он спал глубоким сном. 1500 сильнейших лошадей тянули повез в полумиле от того места, где лежал Гулливер.

На площади, где остановился повез, стоял старинный храм, считавшийся самым во всем государстве. Его использовали для различных общественных нужд. Гулливеру его суждено было за жилье. Но он едва туда мог пролезть. Великана было посажено на 91 цепь размером с цепочка на часах дамы. Но Гулливер убедился, что порвать его не сможет, и огорчился.

Пейзаж был приятный. Вся местность казалась сплошным садом. Слева Гулливер увидел город, напоминавший театральную декорацию.

Император уже сошел с башни и верхом приближался к Гулливера. Этим он подвергал себя опасности. По его приказу в великана подвезли еду и напитки. Ростом император был почти на целый ноготь выше всех придворных. Его величество неоднократно обращался к Гулливера, но тот не понимал его. Когда император вернулся в город, к великану приставили стражу, имевшая охранять его от толпы. Ибо если он сидел у дверей своего жилища, некоторые решился стрелять, и одна стрела чуть не попала ему в левый глаз. Полковник с караула решил, что наибольшей карой будет отдать дебоширов Гулливера. И тот, получив нож, попереризав веревочки, которыми были связаны пленные, и отпустил их. Это произвело хорошее впечатление.

В ночь пришлось Гулливером залезть в помещение и лечь спать прямо на землю. Через две недели по приказу императора изготовлено было постель: на телегах привезли 600 матрасов обычного размера.

Когда о прибытии Гулливера стало известно по всей стране, посмотреть на него приходили все туземцы. «Деревни опустели почти полностью, и, если бы император не издал специальных приказов и распоряжений, сельское хозяйство страны очень упадок бы».

Между тем император неоднократно созывал государственный совет, где обсуждали вопрос о дальнейшей судьбе Гулливера. Содержать его было очень дорого. Это могло бы даже привести к голоду в стране. Не раз при дворе склонялись к мысли уморить Гулливера голодом или засыпать лицо и руки отравленными стрелами, от чего можно быстро погибнуть. Но такой огромный труп, гниющих, вызвал бы к различным пошерстить, которые впоследствии распространились бы и всю страну.

Когда же два офицера доложили императору о случае с хулиганами, тот сразу же издал указ, обязывающий все села на 900 ярдах от столицы приставлять для Гулливера утрам коров, овец и другую живность вместе с соответствующим количеством хлеба, вина и различных напитков. Прислуживать поставили 600 человек. Ученым было поручено научить великана их языка, и вскоре он уже мог объясниться с императором. Первое, о чем он попросил, — это была воля. Император ответил, что всему свое время. Однако обещал, что с Гулливером будут вести себя хорошо, но обыщут, потому что оружие, если оно соответствует такому большому человеку, должна быть очень опасной. Гулливер согласился и посадил двух чиновников, которые будут проводить обыск, к себе в карман. Два кармашка не были обысканы, так как Гулливер государств там вещи, нужные только ему. Чиновники составили подробный список того, что нашли. Когда императору его прочитали, прежде всего он потребовал, чтобы великан вытащил из ножен саблю и пистолет. Гулливер предупредил, чтобы император не пугался, и выстрелил в воздух. Это произвело впечатление куда больше, чем сабля. Таким образом Гулливер остался оружия. Так же он отдал и часы, а также монеты, складной нож, бритву, табакерку, носовой платок и записную книжку.

Туземцы постепенно перестали бояться Гулливера. Он хорошо подучился их языка и мог уже разговаривать с ними. Однажды императору пришла мысль порадовать великана зрелищем тамошних игр. Наиболее развлекли его канатные плясуны. «В этой игре участвуют только кандидаты на какую высокую должность или те, кто хочет предотвратить великой милости при дворе». «Когда кто-то, то умерев, то попав в немилость (что случается довольно часто), освобождает должность, то пять или шесть кандидатов просят у императора разрешения развлечь его и двор танцами на канате, и тот, кто быстрее подпрыгнет и не упадет, получает должность ».

Была у них еще одно развлечение: император кладет на стол три шелковые нити (синюю, красную, зеленую), ими награждают тех, кого он захочет определить особой лаской. Претенденты должны пролезать под горизонтальной палкой или прыгать через нее, в зависимости от того, поднимает ее император или опускает. Кто выполняет все штуки дольше и с наибольшей быстротой, то получает в награду нить, носит вместо пояса.

За два-три дня перед увольнением Гулливера к его величеству прибыл гонец с сообщением о том, что они нашли на берегу странную вещь, что, вероятно, относится Мужчине Гори. Гулливер обрадовался, понял, что это его шляпа.

Через два дня после этого император придумал себе оригинальную развлечение: приказав Гулливером стать вроде колосса Родосского, расставить ноги, а под ним выстроил войско и провел церемониальным маршем. В параде приняли участие 3000 пехотинцев и 1000 всадников.

Наконец его величество поставил вопрос о даровании свободы Гулливером в кабинете министров, но Скайреш Болголам, один из чиновников, почему стал смертельным врагом великана и возражал против этого. Вынужден согласиться с большинством министров, он составил текст условий, на которых Гулливер должен был быть освобожден. Гулливер не имел права оставить владения без официального разрешения. Он не будет вступать в столицу без предупреждения жителей за два часа, не ложиться на лугах и полях. Он не имеет права принимать лилипутов на руки без их согласия. Если возникнет необходимость, то Гулливер должен быть сообщником в борьбе с враждебным островом Блефуску, должен помогать при сооружении императорских зданий и доставлять спешные распоряжения. Этот документ был прочитан Гулливером и затем торжественно снят с него цепи.

Получив свободу, Гулливер попросил разрешения осмотреть Милдендо — столицу Лилипуты. Он продвигался очень оборежно.

Императорский дворец стоял в центре столицы, на перекрестке двух главных улиц. Гулливер очень хотел увидеть покои императора, но для этого ему понадобились стулья, построенные из крупнейших деревьев парка. Тогда он увидел найрозкишни покои, которые только можно представить. У них были императрица и молодые принцы, окруженные свитой. Ее императорское величество улыбнулась Гулливера и ласково протянула в окно руку для поцелуя.

Однажды утром к Мужчину Горы приехал главный секретарь в тайных делах Фелдресел. Он рассказал Гулливером, что 70 месяцев назад в империи образовались две враждующие партии, известные под названием Тремексенив и Слемексенив, от высоких и низких каблуков на башмаках, чем они отличаются друг от друга. Его величество велел предоставлять правительственные должности только тем, кто носит низкие каблуки.

Ненависть между обеими партиями дошло до того, что члены одной не станут ни есть, ни пить за столом, ни разговаривать с членами другой.

Но Тремексены, или Высокие Каблуки, преобладают числом. Вся власть пока в руках императора, но преемник трона симпатизирует высоких каблуках. Во всяком случае один из его каблуков выше второй. И среди этих междоусобиц еще и угрожает нападение войска из Блефуску — второй великой державы мира, почти такой же большой, как Лилипутии. Уже 36 месяцев эти государства находятся в состоянии ожесточенной войны, и вот по какой причине.

Лилипуты разбивали яйца, перед тем как их съесть, с тупого конца. Однако, когда дед его величества таким образом разбил яйцо и урезал себе палец, издали указ, чтобы все подданные разбивали яйца только с острого конца. Монархи Блефуску всегда подстрекали народ Лилипутии на мятежи, а когда мятежи подавляли, давали приют изгнанникам. По поводу этой полемики изданы сотни томов. Императоры Блефуску не раз подавали протесты, обвиняя правительство Лилипуты в религиозной расколе и нарушении основного догмата великого пророка Ластрога. Но в Аль-коране, книге книг, написано: «Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее». А это решает верховный судья империи. Из этого конфликта началась кровавая война. Враг построил многочисленный флот и готовится высадиться на берегу Лилипутии. Император хотел, чтобы Гул-ливер поддержал его в войне. Но тот не посчитал нужным вмешиваться в партийные распри, однако готов отдать жизнь, защищая его высочество и великую державу Лилипутии от вражеского нашествия.

Империя Блефуску — это остров к северо-востоку от Лилипуты. Узнав о нападении, Гулливер избегал показываться на берегу. В Блефуску о нем ничего не знали. Он расспросил найосвидчениших моряков о глубине пролива. Великан пошел на северо-восточный берег, откуда видно было Блефуску, лег за бугорком и увидел с полсотни высоких кораблей и большую силу транспортов, стоявших на якорях. Гулливер велел приставить свиток крепкого каната и много железных брусьев. Канат был с нашу веревку толщиной, а брусья — как прутик для плетения. Великан сплел канат втрое, с той же целью поскручивал вместе по три железные прутики, загнув конце крючками. Прицепил 50 крючков до 50 канатов и направился на северо-восточный берег. За полчаса перед притоком в самой кожаной куртке вошел в воду, сняв камзол, черевекы и чулки. Менее чем за полчаса Гулливер пришел флота. Увидев его, враги так перепугались, что попрыгали в море и вплавь добрались до берега, где их собралось не менее 30 тысяч. Тогда Гулливер взял свое орудие, позачипав крючки за отверстия, которые были в носу каждого корабля, а веревки от них связал воедино. Пока великан возился с этим, враги пускали тысячи стрел. Больше он боялся за глаза. Вдруг он вспомнил об очках — их не заметили императорские смотрители при обыске. Многие стрел попали в стекла очков, но не причинили им особого вреда. Тогда Гулливер решительно перерезал якорные канаты, затем, взяв связаны воедино веревки с крючками, легко поезд 50 крупнейших вражеских военных кораблей.

Блефускианци остолбенели. Заметив, что весь флот плывет вслед за Гулливером, сняли страшный крик. А великан, целый и невредимый, прибыл со своей добычей к королевскому порта Лилипуты.

Император и весь его двор чуть не упали духом, когда увидели вражеский флот, быстро к ним приближается. Но вскоре страхи развеялись, ибо с каждым шагом пролив милишала и уже было видно Гулливера. За этот подвиг он был награжден титулом нардака — наивысшей почетной наградой в империи.

Честолюбие монархов не имеет границ, и император выразил желание, чтобы Гулливер нашел возможность и привел в его порты остальные вражеских кораблей. Однако великан пытался отговорить его от такого намерения, приводя в многочисленные политические аргументы, так и соображения о справедливости, и решительно отказался быть орудием порабощения независимого народа. Мудрые министры в государстве стали на сторону Гулливера.

Император не простил этого великану. С тех пор его величество и вражеская клика министров начали интригу против Гулливера, которая через два месяца едва не привела к его гибели.

Недели через три после этих событий из Блефуску торжественно прибыла делегация, просила мира, и вскоре был подписан договор на условиях, очень выгодных императору Лилипуты. После этого от имени своего императора послы из Блефуску пригласили Гулливера посетить их государство. Тот на первом же приеме у императора Лилипуты обратился с просьбой разрешить побывать в Блефуску. Его величество сделал это неохотно.

то в полночь у дверей дома Гулливера прозвучали шаги тысячной толпы. Несколько придворных, протиснувшись сквозь толпу, умоляли Гулливера идти во дворец, потому что в покоях императорского величества вспыхнул пожар. Тот мгновенно вскочил на ноги. К стенам покоев уже приставили лестницы и нанесли множество ведер, но вода была не близко. Гулливер мог бы легко потушить пожар, накрыв дворец своим камзолом, но оставил его дома, потому торопился. И этот роскошный дворец непременно сгорел дотла, если бы не пришла в голову счастливая мысль.

Гулливер сходил по нужде и сделал это так ловко, что минуты за три весь огонь погас. Но императрица была страшно возмущена поступком Гулливера. Она поселилась в самой отдаленной части дворца, твердо решив никогда не посещать своих бывших покоев, и торжественно пообещала отомстить.

Гулливер намерен в этом разделе подробно описать Лилипутию и некоторые сведения общего характера. Средний рост туземцев немного меньше, чем шесть дюймов, и ему точно соответствует величина как животных, так и растений. Но природа приспособила глаза лилипутов именно до таких размеров, и они видят прекрасно, но только вблизи.

Лилипуты пишут не так, как европейцы — слева направо, не так, как арабы — справа налево, не так, как китайцы — сверху вниз, а так, как английские дома — наискосок, через страницу.

Мертвых они прячут, ставя головой вниз, ибо придерживаются мнения, что через одиннадцать тысяч лун мертвецы воскреснут. А в то время земля должна перекинуться низом вверх. И лилипуты станут на ноги.

За все преступления против государства наказывают здесь чрезвычайно строго, но если на суде доказана невиновность обвиняемого, то викажчика отдают на позорную казнь, а с его имущества стягивают пеню в пользу невинного, и о безобидности объявляют во всем городе.

Мошенничество они считают тяжкое преступление, чем кража, и поэтому наказывают за него смертью, потому осторожность и бдительность могут уберечь имущество от вора, но против ловкого мошенничества честность нечем защищаться.

Там каждый, кто подаст достаточные доказательства в течение 73 месяцев точно выполнял все законы страны, получает право на определенные льготы согласно своему состоянию и жизни и получает пропорциональную сумму денег из специальных средств. Кроме того, ему дают титул снилпела, т.е. законника, не переходит к наследникам.

Назначая кого-либо на государственную должность, лилипуты больше внимания обращают на моральные качества, чем на способности. Они считают, что правдивость, справедливость, умеренность и другие подобные качества — по силам каждому и что эти качества, при опыте и хороших намерениях, делают каждого способным служить своей стране, кроме тех случаев, когда требуются специальные знания. Неверие в божественное провидение так же делает человека непригодным для общественной должности. Позорный обычай назначать на высокие должности тех, кто хорошо танцует на канате, или ползает под жезлом впервые ввел дед нынешнего императора.

Неблагодарность считается в Лилипутии уголовным преступлением, по мнению лилипутов, тот, кто воздает злом благодетелю, есть враг и всем остальным людям, которым он ничего не обязан, а потому он заслуживает смерти.

Их взгляды на обязанности родителей и детей сильно отличаются от имеющихся в стране Гулливера. Лилипуты считают, что родителям меньше, чем кому-либо другому, можно доверять воспитание их детей, и поэтому в каждом городе есть общественные воспитательные заведения, куда все родители, кроме крестьян и рабочих, должны отдавать своих детей и где они выращиваются и воспитываются, пока им пройдет 20 месяцев, т.е. в том возрасте, когда, по мнению лилипутов, зарождаются определенные способности. Эти школы бывают нескольких видов — в зависимости от пола детей и состояния их родителей. Учителя там очень опытные и готовят детей к жизни в соответствии с общественного положения родителей и их собственных способностей и наклонностей. Родители могут видеться со своими детьми только два раза в год, каждый раз не более часа. Целовать детей разрешают только при свидании и прощании, а воспитатель внимательно следит за тем, чтобы детям ничего не нашептывали, не говорили ласкательных слов и не приносили игрушек, сладостей и т.д.

Гулливер не заметил никакой разницы в их воспитании, обусловленной различием пола, разве что физические упражнения для девочек не такие тяжелые.

Крестьяне и рабочие держат детей дома, потому что им придется только пахать и обрабатывать землю, и их воспитание не имеет большого значения для общества. Однако для старых и немощных устроено приюты, и поэтому нищенство — ремесло, неизвестное в империи.

Далее Гулливер пишет о подробностях своей жизни и быта в стране, где пробыл 9 месяцев и 13 дней. Он сам себе сделал стол и стул из крупнейших деревьев королевского парка. Две сотни швей шили ему рубашки с найцупкишого полотна, они должны составлять в несколько раз. Мерки снимали с большого пальца его правой руки, потому что в лилипутов математически точно вычислен, что обвод большого пальца вдвое больше окружности запястья, видимо запястья вдвое больше окружности шеи и видимо шеи вдвое больше окружности состояния.

Одежду шили триста портных. «Когда камзол был готов, он напоминал одеяла, которые шьют английские дамы из лоскутков материи, с той разницей, что был весь одного цвета».

Триста поваров варили пищу в небольших домиках, построенных возле дома Гулливера. Одной тарелки с блюдами хватало на один глоток. Однажды его угостили таким огромным окороком, что его стало укусить аж на три раза, но это был редкий случай.

Однажды император заявил, что хочет пообедать с Гулливером в сопровождении жены, молодых принцев и принцесс. Тот ел больше, чем обычно, желая поразить двор. И Флимпен, лорд-канцлер казначейства, враг великана, потом отметил, что содержание Мужчину Горы уже стоило его величества более 1,5 миллиона жажду (крупнейшая в Лилипуты золотая монета), и посоветовал императору избавиться Гулливера при первой возможности.

И вскоре чужак заметил, что теряет благосклонность его величества.

В этом разделе Гулливер сообщает о тайных интриг, что аж два месяца велись против него.

Именно когда он собирался посетить императора Блефуску, однажды вечером совершенно секретно прибыл к нему почтенный придворный и, не называя своего имени, потребовал свидания. Он сказал, что Гулливера обвиняют в государственной измене и других преступлениях, за которые наказывают смертью, и показал обвинительный акт. Рада решила выколоть Гулливеру оба глаза, такое наказание какой мере удовлетворила бы правосудия. А впоследствии, так считал император, можно будет наказать его еще тяжелее. Через три дня до Гулливера отправят секретаря, и он прочитает обвинительный акт.

Когда его высочество уехала, Гулливер остался крайне обеспокоен и обескуражен. Наконец он остановился на таком решении. Имея официальное разрешение его величества посетить императора Блефуску, он написал секретарю, который был его приятелем, письмо, сообщая, что уезжает. Не дожидаясь ответа, он в тот же день отправился к морскому берегу, где стоял флот. Там конфисковал военный корабль, привязал к его носу канат, поднял якоря, разделся, положил в корабль свою одежду и, перебирая судно за собой, добрался до королевского порта Блефуску, где народ уже ждал его. Император Блефуску в сопровождении августейшей семьи и самых значительных вельмож отправился навстречу. Гулливер сказал его величеству, что прибыл к ним согласно обещанию и с разрешения императора, его обладателя, ради высокой чести увидеть такого мощного монарха.

Через три дня по прибытии в Блефуску, Гулливер заметил на расстоянии пивлигы в открытом море нечто похожее на перевернутую лодку. Он пригнал его к берегу. Лодка была громадного размера, как считали блефускианци. Тогда Гулливер сказал императору, что эта лодка послала ему его судьба, чтобы дать возможность добраться до какого места, откуда он сможет вернуться на родину, и попросил его величество дать нужные для оборудования судна материалы, а заодно и разрешение выехать. Тот согласился.

Через некоторое время посланец из Лилипутии прибыл в Блефуску с копией обвинительного акта. Император Блефуску по трехдневном совещании послал очень вежливый ответ с множеством извинений. Он писал, что выслать Гулливера связанного, как хорошо понимает его брат, не имеет возможности и что вскоре оба монарха смогут облегчением вздохнуть, потому великан нашел на берегу огромное судно, на котором может отправиться в море.

С этим ответом посланец вернулся в Лилипутии.

Это заставило Гулливера поторопиться и выехать раньше, чем собирался, а двор охотно помогал ему в этом. 500 мастеров сшили два парусов, Гулливер сделал снасти, большой камень приспособил вместо якоря.

Через месяц, когда все уже было готово, его величество подарил Гулливеру свой портрет во весь рост, который великан сейчас же спрятал в перчатку, чтобы не повредить. В лодку было положено сто воловьих и триста овечьих туш, соответствующий запас хлеба и напитков и столько готовых блюд, сколько смогли приготовить четыреста поваров.

24 сентября 1701 в шесть часов утра Гулливер напялил паруса. Вскоре он увидел судно. Нелегко выразить радость, охватившая его, когда увидел английский флаг. На судне Гулливер встретил своего давнего товарища и все рассказал ему, что произошло, но тот не поверил ему, думая, что пережитые невзгоды помрачила ум приятеля. Но Гулливер достал из кармана коров и овец, которые взял с собой.

В Англии он заработал немалые деньги, показывая свой скот разным уважительным лицам и просто интересным, а перед тем как отправиться во вторую путешествие, продал за шестьсот фунтов.

Пробыв с женой и детьми только два месяца, он попрощался и сел на купеческий корабль «Приключение». С описанием этого путешествия читатель сможет ознакомиться во второй части путешествий.