Она помогала больным и бездомным, изгоям, мимо которых большинство стараются быстрее пройти, отводя взгляды. Помогала тем, от кого общество отворачивалось. Короткая стрижка, милое лицо, участливый взгляд. Женщина — легенда. Главный филантроп страны. Елизавета Глинка — Великая Женщина России.

Ее показывали по телевизору, о ней писали в прессе, кто–то недоумевал, кто–то осуждал, кто–то восхищался. Однажды я увидела передачу с ее участием и с тех пор часто захожу на ее блог.

К людям, помогающим бездомным, отношение всегда неоднозначное, и в той передаче, которая познакомила меня с Доктором Лизой, звучало много нелестных слов, мол, помогать нужно нормальным, а эти отбросы общества, мрут, так туда им и дорога, и такие люди ничего кроме презрения не заслуживают. Это говорили с экрана известные люди.

А она помогала, ей неважно, что перед ней опустившийся «бомж», она видела в нем больного несчастного человека. Она помогала онкологическим больным, брошенным детям, помогала всем, кому была в состоянии помочь.

Я читаю ее блог и не могу до конца осознать, что Доктора Лизы больше с нами нет. В это сложно поверить. Осознать, принять, смириться с этой мыслью очень трудно. И больно…

Дозвониться до Елизаветы Глинки было всегда очень сложно, ведь она была там, где слышны только пули – Донецк, Луганск, Алеппо.

Ее называли просто Доктор Лиза. И это имя для многих было синонимом надежды, веры и спасения. Глинка дарила их матерям и детям из Донбасса: рискуя собственной жизнью, вывозила их из-под обстрелов, сама договаривалась с ведущими московскими больницами, чтобы их приняли на лечение бесплатно.

Доктора Лизу привыкли видеть с коробками, разбирающей медикаменты, вечно спешащей на очередные переговоры. Как только появилась возможность, она отправилась в Сирию. И, как говорят коллеги, сделала там больше, чем все международные организации вместе взятые.

Последний раз широкая публика видела Елизавету Глинку две недели назад в Кремле на вручении государственных наград. У трибуны она ни слова не сказала о себе. Вся ее речь, как и всегда, была только о детях.

«Завтра я лечу в Донецк, а оттуда – в Сирию. Так же, как и десятки других добровольцев. Мы никогда не уверены в том, что вернемся назад живыми. Война – это ад на земле. Я знаю, о чем говорю. Но мы уверены, что добро, сострадание и милосердие работают сильнее оружия», – сказала она тогда.

Елизавета Петровна Глинка трагически погибла 25 декабря 2016 года. Информацию о гибели Елизаветы Глинки, не подтверждали до последнего. И лишь после того, как она оказалась в официальных списках Минобороны жертв авиакатастрофа Ту-154, разбившегося при вылете из аэропорта Сочи, стало понятно, что надежды нет. Через некоторое время страшную новость подтвердил и ее супруг, и фонд «Справедливая помощь», который она возглавляла.

Даже в свой последний полет Великая Женщина отправилась, чтобы помочь людям… Непоправимая и невосполнимая утрата для России и всего человечества.

Последнее интервью Доктора Лизы:

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter .

Нет, заниматься политикой я не планирую категорически. Я планирую создать первую больницу для бедных в Москве, которую мы придумали с тобой и . Это будет первая такая больница в России. Надеюсь, вслед за ней мы откроем подобные и в других российских городах.

С Расскажи, что это за больница?

Фактически то, что раньше называлось богадельней. Дом милосердия, в котором будет 30 коек и соответствующее количество пациентов. Идея в том, чтобы принимать всех без исключения, без страховки, беженцев, бездомных, психически больных и т. д. Чтобы помощь мог получить человек, попавший в тяжелейшую ситуацию, без вызова социального патруля, милиции и т. д. Богадельня — в прямом смысле слова.

С Недавно в журнале «Большой город» вышла заметка «Москва подарит доктору Лизе больницу ». В ней говорилось о том, что ты под свой проект получишь от московских властей здание больницы номер 11. Так ли это?

Нет, совершенно не так. Я попросила опровергнуть опубликованную информацию.

С Но насколько я знаю, такое предложение тебе действительно было сделано.

Предложение было. Но я от него отказалась.

С Почему?

Со мной связался чиновник из мэрии и сказал, что имеются три корпуса больницы номер 11, которые он готов передать фондам «Справедливая помощь», «Вера» и «Подари жизнь». Оказалось, что больница уже пуста: койки ликвидировали в ходе реформы. К сожалению, мой контингент — бездомные, психически больные люди, беженцы с детьми, которые не имеют никакого статуса — не впишется в эту трехкорпусную систему с участием нескольких фондов, например, потому что в других корпусах будут лежать в том числе дети. Кроме того, мне было предложено брать больных не только бесплатно, но и за деньги. Для меня это совершенно неприемлемо. Когда «Большой город» опубликовал статью о том, что городские власти якобы отдают мне 11-ю больницу, из которой выкидывают больных, стариков, я позвонила в редакцию и попросила опубликовать опровержение.

С Опровержение появилось?

Да. Я бы не стала звонить. Но публикация была действительно скверной. Авторы намекали, что из больницы, которую я «потребовала», выкинули врачей и пациентов — стариков и т. д. Для усиления эффекта текст сопроводили моей фотографией в маске. Снимок был сделан Антоном Красовским на вокзале, в момент, когда я увидела женщину, бездомную, с глубокой раной на горле от ножа. Фотография передает мой ужас, шок. На месте журналистов я не стала бы ставить этот кадр. Даже если им хотелось ярко проиллюстрировать догадку о том, что Елизавета Глинка — монстр и выгоняет из больницы стариков.

С Я не случайно упомянула публикацию в «БГ». Попытка представить дело так, что власти пытаются «расплатиться» с тобой огромной больницей, из которой выгоняют пенсионеров, выглядит логичным продолжением кампании в СМИ и соцсетях вокруг твоей персоны. Острую реакцию вызвала, во-первых, твоя деятельность по эвакуации из зоны боевых действий на территории ЛНР и ДНР тяжело больных детей, граждан Украины. Во-вторых, твое участие в подготовке митинга 4 ноября, организованного властями. Тебя обвинили в коллаборационизме и фактически похищении украинских детей с целью вывоза их на территории России, страны-агрессора.

Я знаю про эти обвинения. Это бред, который мне неприятно, некогда и не хочется комментировать. Интервью тебе — первое и последнее на эту тему. Я отвечу на все вопросы, но не из желания оправдаться, а потому, что кампания, развернутая несколькими людьми и поддержанная многими другими, может привести к тому, что вывоз детей из Донецка законным путем станет невозможен. А это означает простую вещь: эти дети останутся там умирать.

С Чтобы дать читателям возможность разобраться во всей этой истории, нам придется вернутся к ее началу. Как получилось, что ты и твой фонд стали заниматься донецкими детьми?

Информацию я получила через Совет по правам человека. Еще в марте, в самом начале конфликта, до военных действий, я отправилась в Донецк с представителями «Комитета солдатских матерей». Тогда в Донецке было захвачено здание областной администрации.

С Какова была цель вашей поездки?

«Комитет солдатских матерей» хотел выяснить, есть ли среди тех, кто захватил здание, российские призывники. Моя цель была попасть в больницы, узнать, достаточно ли они оснащены, чтобы оказывать первую помощь раненым и т. д. Спросить местных врачей, нужна ли помощь и какая.

С Какое впечатление произвел на тебя город?

Это было начало апреля, стоял страшный холод, лил проливной дождь. Мы прилетели на самолете и пробыли четыре дня. Донецк — красивый город. Обстановка в нем тогда была странная, но еще довольно спокойная: по улицам ходили люди с плакатами «ДНР», какие-то военные, люди с оружием и т. д. Мы жили в богом забытой гостинице, до которой буквально добрались пешком. Встретили журналистов, которых тогда единицы там были. Элла Полякова из КСМ занималась своей работой, я — своей. Мне предстояло оценить гуманитарную ситуацию. Я узнала, какие в городе есть больницы, и пошла разговаривать с врачами. Оказалось, что с лекарствами, перевязочным материалом и т. д. у них полный швах. Например, в областной больнице мне сказали, что у них нет противогангренозных сывороток, причем их нет уже 20 лет.

С Кто именно это тебе сказал?

Врачи. Фраза звучала буквально так: «Двадцать лет у нас не было сывороток, вакцин и т. д. У нас все это отсутствовало. Двадцать лет мы жили в несказанной нищете». Еще они сказали, что именно нищета, крайняя бедность большинства жителей является причиной того, что происходит, вооруженного протеста, захвата зданий и т. д.

С Ты говорила с врачами о политике?

Нет, политики мы касались минимально. Скажу больше, не только среди врачей, но и в городе я не заметила каких-то «антизападэнских», как сейчас модно говорить, призывов. Я ни от кого не слышала призывов «мочить, убивать». Люди говорили: «Мы за свободу, равенство, братство». Все это напоминало старые фильмы про революцию. Я спрашивала донбасских медиков, как давно у них нет вакцин. Записывала, что надо им привезти. Санитарки мне кричали: «У нас шприцев нет, понимаете? Больные покупают себе все, даже одноразовые пеленки и контейнеры для анализов! Вот до чего довели!» Было очевидно, что там накопился огромный социальный протест. Мне твердили о том, что лекарств нет вообще, единственный выход для больных — ехать на консультацию в Киев, но это очень сложно, дорого и т. д. Я записала все их нужды, и мы вернулись в Москву. А буквально через несколько недель был захвачен донецкий аэропорт.

С В следующий раз в Донецк ты поехала поездом?

Еще один раз успели слетать самолетом. Потом ездили поездом. Сначала поезд ходил до Донецка. Сейчас уже не ходит, железную дорогу разбомбили, приходится ехать до последней оставшейся целой на пути следования станции, потом на машине. А тогда, да, мы прилетели еще на самолете и привезли гуманитарную помощь, то есть собственно те лекарства и материалы, о которых меня просили врачи.

С Эти лекарства и т. д. были закуплены на средства фонда «Справедливая помощь»?

Да. Оказывать помощь больницам Донецка — это была наша частная инициатива. В связи с начинавшимися боевыми действиями вакцины, поставок которых не было многие годы, понадобились в Донецке в удвоенном, а потом в удесятеренном количестве. А где врачам их было взять? Законы в связи с наступлением военного времени никто не меняет, Россия в начале конфликта никакой помощи не оказывала, наши гумконвои еще телились, никто туда не ехал.

С Насколько я помню, тогда тебя поддержала Элла Памфилова?

Да, она купила нам билеты в Донецк и обратно. Я объяснила Памфиловой: «Элла Александровна, там катастрофа. Если будут раненые, у врачей нет противостолбнячной сыворотки, противогангренозной сыворотки, кровоостанавливающих. У них нет жгутов, даже самых примитивных средств оказания первой помощи и т. д.» Собрала 200 кг груза. На киевской таможне его не захотели пропускать целиком, тогда мы поделили то, что везли, пополам: половина Киеву, половина Донецку. Это было в мае.

С Как возникла тема детей?

Тема детей возникла на заседании Совете по правам человека, когда обсуждалось знаменитое письмо одного из членов СПЧ Путину о том, считать присоединение Крыма аннексией или не считать. Предстояло бурное обсуждение этих формулировок, а пока оно не началось, я попросила слово. На заседании присутствовал Вячеслав Володин. Я сказала, обращаясь в том числе к нему: господа, до того как вы начнете обсуждать то, чего я совсем не понимаю, я бы хотела вас проинформировать о том, что в Донецке как не было лекарств, так и нет. Но самое главное, там появились раненые дети. В результате бомбежек там есть дети, пострадавшие от взрывов, есть дети, которые подрываются на минах и т. д. Я напомнила, что город Славянск находится под жесточайшим обстрелом. И предложила им: «Давайте сделаем поезд милосердия, чтобы вывозить раненых, прежде всего детей. У вас же есть РЖД».

С Ты попросила у них поезд?

Да. Я была наивная, думала, они дадут. И я буду на этом специальном поезде забирать раненых детей. К тому моменту из Донецка стали уезжать люди, кто мог. И я сказала им на том заседании: «Понимаете, богатые уедут всегда. Бедные не уедут, им некуда ехать». Про статус беженца никто ничего не знает, украинские границы трудно пересекать и т. д. Часть жителей в ополчении, часть пропала без вести, часть — вдовы. Есть дети, у которых умерли отцы-матери, их бабки взяли под опеку. Кстати, я была потрясена тем, какое количество в Донецке бабушек, которые взяли под опеку тяжелейших умственно отсталых детей, от которых все отказываются.

С Что значит «бабушки взяли»?

Это их внуки. Дети их детей, отказники. Например, ребенок от рождения так сильно болен, что родители отказались от него, отдали в дом ребенка. А бабушка взяла, растит и ухаживает за ним. Почему-то таких случаев было очень много в Донецке… На заседании СПЧ я рассказала о всех этих больных, раненых, беспомощных детях. Меня волновал только этот вопрос.

С Удалось ли тебе его решить?

Я сказала все, что считала нужным. Дальнейшие дискуссии меня не волновали. Я просто сидела, соблюдая протокол. А когда все кончилось, уехала. Спустя два часа мне поступил звонок. Сказали, что звонят от Вячеслава Володина, что мой рассказ на заседании его очень тронул. И меня просят завтра прибыть по указанному адресу. К назначенному времени я приехала в АП. Меня встретили Володин, Морозов, Хабиров и Леонтьева. Они дали мне телефоны Минздрава и сказали, что если я хочу и в состоянии вывозить из Донецка раненых и тяжелобольных детей, то я могу начать это делать. Они сказали, что московские и российские больницы примут этих детей. А АП поможет с дорогой.

С Возникали ли в такой конфигурации какие-либо сложности с законодательством Украины?

С Но эти дети являются гражданами Украины.

Да, это так. Поэтому сирот я передаю украинцам — харьковской стороне. Всех сирот без исключения. В Москву я вывожу детей только в сопровождении одного или обоих (это редкость) родителей. Все документы, паспорта, доверенности и т. д. у них всегда в полном порядке. Я не вывезла в Россию ни одного украинского ребенка без сопровождения его матери или отца.

С Сколько детей-сирот ты передала украинской стороне и каким образом это было сделано?

33 ребенка-сироты были вывезены через Славянск под огнем — буквально — и переданы мной украинским военным и представителям администрации Харькова. Об этом много писали и говорили.

Погибшая при крушении ТУ-154 Елизавета Глинка — доктор Лиза , была противоречивой фигурой в российской политике и общественной жизни. Благотворительностью она занялась ещё в США , куда эмигрировала в начале девяностых. Вернувшись в Россию гражданкой Америки открыла хоспис в Москве, а затем в Киеве. После она занималась благотворительностью в России. В годы активных протестов Елизавета стала одной из «икон » российской оппозиции, но с началом событий на Донбассе, неожиданно для соратников, Глинка занялась гуманитарной помощью Донецку и Луганску и эвакуацией детей с территории непризнанных республик. Известны её слова: «Как человек, регулярно бывающий в Донецке, я не видела там русских войск», — которые ей не могли простить другие оппозиционеры. Но Доктор Лиза пошла ещё дальше и принимала активное участие в гуманитарных миссиях в Сирии ..

Елизавета Глинка о том, как жить и относиться к другим людям:

«Самое главное, это относится к другим людям так, как бы вы хотели, чтобы другие относились к вам , к вашей бабушке, к вашей маме, вашему ребенку. Тогда бы был и мир на земле, и чиновники бы поменялись.

Потому что сейчас мы видим одни разоблачения, скандалы…

Читая некоторые диалоги или переписки, я ужасаюсь и думаю: а этот человек может обратить на себя то, что он пишет или желает другому человеку? Это же ненависть. А когда ненависть движет, она разрушает. А созидательность - только любовь .»

Доктор Лиза о том, что бы она изменила в России:

«Я бы, в первую очередь, сделала бесплатной и доступной медицинскую и социальную помощь для тех, кто не может оплатить её,- помогла бы бедным .»

Полное видео интервью Елизаветы Глинка:

Елизавета Глинка о том чему могут поучиться Россия и США друг у друга:

«Нам нужно поучиться их социальной политике — заботе о больных, о неимущих, работе некоммерческих общественных организаций, тому, как эта работа организована, наличию большого количества волонтеров, которые добровольно и бесплатно помогают клиникам в качестве уборщиц, работников регистратуры и прочих не врачебных специальностей. У нас это, к сожалению, малодостижимо.

Чему Америке поучиться у нас? Я верю в понятие «русская духовность» и верю в милосердие — не по моде, не по веянию, а по велению души.

Патриотизм, но не псевдо-патриотизм с вывешиванием флагов на каждом балконе, а истинный — преданность своему долгу, преданность своей Родине .

Я двадцать лет прожила там (в США,- ред. сайт) . И сейчас я смотрю на тех, кто возвращается сюда — это отнюдь не те люди, у которых «не состоялось». Это те, которые «не прижились». Почему-то нас тянет сюда. И дело не только в языке, не только в культуре.

В том числе, традиционности и любви к корням им надо у нас поучиться .»

Полное видео интервью Елизаветы Глинка:

Елизавета Глинка о том, что будет с Россией:

«Моё убеждение в том, что наша страна развивается по-своему, идёт своим путём , нравится это кому-то или нет.

Елизавета Глинка, врач паллиативной медицины, исполнительный директор фонда «Справедливая помощь» , которую широкая общественность знает как доктора Лизу, вошла в состав Совета по правам человека при Президенте России. «Фома» попросил ее рассказать: чем именно она планирует заниматься в новому статусе.

Я пошла в Совет за своих бездомных, за малоимущих, которые туда никогда не войдут. Которые пишут бесконечные письма с просьбами помочь. Изначально – это была не моя идея: в Совет по правам человека при Президенте меня рекомендовал его председатель Михаил Федотов. Сначала я отказалась – слишком «не моя» деятельность. Михаил Александрович предложил подумать, и, посоветовавшись с людьми, которых я уважаю, я поняла, что это – шанс озвучить проблемы, которые по каким-то причинам государство сейчас не слышит.

Последней точкой в принятии решения стало письмо из Железногорска, в заключении которого люди вместо «до свидания» написали: «Мы заслужили хоспис». Так что я, в том числе, хочу поднять вопрос о строительстве хосписов – не отделений паллиативного лечения, а именно хосписа, где люди могут бесплатно и достойно доживать то, что им осталось.

Еще один конкретный вопрос, который я собираюсь поднять - разрешение на строительство особого реабилитационного кризисного центра – больницы для бедных. В ней могут находиться бесплатно малоимущие, не имеющие жилья, или по каким-то причинам не живущие в своей квартире.

Назрела проблема говорить об этом: приюты, которые существуют сейчас в России – крайне неэффективные и бездомные из них бегут. И людям, которые по разным причинам остались без жилья, просто некуда податься. То же самое касается бывших переселенцев из стран СНГ. Отчего-то программа по переселению работает плохо и многие из них обитают на вокзалах в буквальном смысле. Они приходят и приходят в наш фонд с бесконечным «помогите». Их так много, что не только я одна не справлюсь, здесь действительно нужна государственная поддержка. Хотя никогда не буду работать в государственных системах, я – за частные фонды, я – за гражданское общество. Но есть вопросы, которые следует решать государству.

Первое обсуждение, в котором я участвовала – было интересным, хотя и длинным – пять часов. Выступали, в основном, члены Президентского совета, которые входили в него и раньше, они обсуждали судопроизводство, реформы судебной системы. Все, кто получил слово, имели возможность обговорить проблемы. Должна сказать, что Владимир Путин прислушивался к каждому выступающему, делал пометки.. С чем-то – соглашался, с чем-то не соглашался, но, во всяком случае диалогом это назвать можно. Это действительная возможность быть услышанным. Я поняла, что озвучить проблемы – совершенно реально.

Другой вопрос – будет ли результат после этого. Насколько эффективен диалог я смогу судить хотя бы после того, как озвучу то, ради чего пришла в Совет.

25 декабря 2016 года направлявшийся в Сирию самолёт Ту-154 Минобороны России потерпел крушение в окрестностях Сочи. В результате катастрофы погибли все находившиеся на борту, в том числе общественный активист, основательница фонда «Справедливая помощь» Елизавета Петровна Глинка, более известная как Доктор Лиза. Она сопровождала гуманитарный груз для университетского госпиталя Тишрин в Латакии.

В ноябре 2017 года издательство АСТ представило книгу «Доктор Лиза Глинка: Я всегда на стороне слабого», посвящённую памяти правозащитницы. Эта книга состоит из нескольких частей — предисловия подруги и соратницы Глинки Ксении Соколовой, записей из дневника Доктора Лизы в «Живом журнале», интервью с ней и мемуарного очерка её супруга Глеба Глинки.

• VASILY MAXIMOV / AFP

Большую часть издания составляют дневниковые записи активистки, однако о своей личной жизни Доктор Лиза почти не рассказывает. Прочитав две сотни страниц, мы узнаем о ней лишь самую малость: Доктор Лиза не любила светские рауты, но ей нравилось водить машину на высокой скорости и прыгать с парашютом. Она скучала по дяде и винила себя в его гибели, с разницей в девять месяцев похоронила мать и отца — и только после смерти обоих поняла, что окончательно повзрослела. Мы узнаем, что её отец, когда Лиза была маленькой, вырезал ей из картошки печать с надписью «Доктор Лиза». Прочтём, что она не понимала, откуда происходит жестокость и зачем люди лгут.

Достучаться до других

Соколова, описывая знакомство с Глинкой, признаётся, что сначала отнеслась к ней неоднозначно, восприняла её как «благотворительницу-кликушу», однако быстро изменила мнение: вскоре Доктор Лиза в её глазах стала святой, для которой помощь окружающим была такой же базовой потребностью, как пища и сон.

«Естественный для человека инстинкт испытывать страх, брезгливость, желание отстраниться при виде чужого несчастья, болезни, смерти был заменён в ней на прямо противоположный: чем более глубоки и страшны раны, тем сильнее и непреодолимее желание их излечить», — пишет журналистка.

Были у Доктора Лизы и другие яркие черты характера, которыми она запомнилась окружающим. Она горой стояла за людей, которые, по мнению многих, не имеют права на сострадание и заботу. Хрупкая снаружи, она шла на всё, чтобы помочь своим подопечным, — будила чиновников посреди ночи и добивалась, чтобы министр позвонил в хоспис осведомиться об условиях нахождения там бездомного человека. Елизавете Глинке, отмечает Соколова, удалось достучаться до сердец чиновников и олигархов — через какое-то время они не только перестали отказывать в помощи, но и стали сами её предлагать. Даже военные останавливали стрельбу, когда автобус с детьми выезжал из зоны конфликта в Донбассе.

• Владимир Федоренко/РИА Новости

Правда на стороне больного

«Показательно и то, что в своём ЖЖ она очень мало писала о себе. Но то, как она говорила о других, помогает лучше понять и увидеть её саму», — пишет Соколова.

О других людях Глинка говорила с любовью и не желала зла даже тем, кто крал выделенные хоспису деньги, а такое случалось неоднократно. Что уж говорить о пациентах!

Среди её подопечных встречались не только милые дети и интеллигенты. Наоборот, пациентами Доктора Лизы чаще всего были бомжи, а иногда и преступники, разыскиваемые правоохранительными органами. Удивительно, но Глинка умела со всеми находить общий язык — даже с теми, кто разговаривал исключительно матом, хамил и в грубой форме отвергал любую помощь.

«Моя правда — на стороне больного. Прав он или не очень», — писала Доктор Лиза.

В её глазах все пациенты, будь то состоятельный человек или живущий на вокзале бездомный, были равны.

Из жизни хосписа

«В Москве существует восемь хосписов, есть кому ими заниматься, а в Киеве не было ни одного. Поэтому я открыла там самый первый», — так отвечала Елизавета Глинка на вопрос ребёнка, зачем ей нужен был бесплатный хоспис для неизлечимо больных в украинской столице.

О работе в этом хосписе Доктор Лиза рассказывала очень много. И она, и другие сотрудники становились свидетелями настоящих драм, личных и семейных: на их глазах встречались сыновья и отцы, не видевшие друг друга по тридцать лет; мужья забывали больных жён и находили новых; долгожданные гости приходили к умирающим, но было уже поздно. Иные приходили, чтобы забрать долг.

Некоторые из её историй чрезвычайно трогательные: богатый пациент мог заказать всё что угодно, а он попросил привезти козлёнка — игра с козлёнком была его самым светлым детским воспоминанием. Многие из них, как рассказы Зощенко, грустные и смешные одновременно — больной обиделся на вопрос, пропил ли он антибиотики: «Что ж я, сволочь последняя — лекарства пропивать?»

Есть среди записей Глинки и небольшие политические зарисовки. Доктор Лиза рассказывает, как ведут себя перед парламентскими выборами на Украине бомжи из хосписа: знакомятся с предвыборными выступлениями, читают вслух газеты, дискутируют. У двоих пациентов после смерти были обнаружены адресованные депутатам письма.

Другой эпизод: женщина с четырьмя детьми принимает приехавшего в хоспис Виктора Ющенко.

«Она лежала «по социальным показаниям». В переводе на человеческий — это когда дома в смежных двух комнатах лежать невозможно, а дети голодают, потому что денег на лекарства для химиотерапии нет, остались только долги. А долги они отдавали. Практически всю её инвалидную пенсию. Он зашёл в палату, поздоровался. А женщина сказала: «Виктор Андреевич, а я за вас голосовала...» И улыбнулась ему», — писала Глинка.

«Любила она не на словах...»

Во время одного из интервью Доктор Лиза рассказывала, что все люди умирают по-разному. Одним страшно, они хотят, чтобы их держали за руку. Другие уходят тихо, будто засыпают. Про своё отношение к смерти Глинка говорила: «Я не знаю смерть. Наверное, боюсь, как всего неизвестного».

Тем удивительнее, что её записи помогают не бояться смерти. Читая дневник Глинки, можно осознать, что смерть живёт среди людей. И оттого она становится менее страшной: разве можно бояться смерти, когда есть любовь?

«Иногда в семьях с больными я вижу столько любви, что понятие о её бесконечности становится реально ощутимым, — объясняла Доктор Лиза. — Это не поправленная подушка или повёрнутый вовремя на бок больной, не миска бульона, не икра и не цветы. Не чистое бельё, не вымытые руки. Не модные лекарства, доктора и сиделки. Это преданность, прощение, терпение и привязанность. Единое целое, которое невозможно разлучить. Невозможность разлюбить ни при каких обстоятельствах. Там не бывает обид и недомолвок, нет вздохов, жалоб тоже нет. Есть данность. Любовь».

После гибели Елизаветы Глинки её муж Глеб напишет, что у Доктора Лизы был неисчерпаемый запас такой любви.

«Сердце у неё было огромное, всеобъемлющее, всеохватывающее. Любила она не на словах, а на деле», — расскажет он.